Крошка сын к отцу пришел…

Добро и зло в Танахе

Недавно я была в гостях у своего старого школьного приятеля, в прошлом талантливого математика, а ныне знатока и переводчика Рамбама. Когда мы сидели за столом, его взрослые дочери обратились к отцу с вопросом:

"Папа, почему в Торе так много плохого? Почему наши праотцы совершали так много спорных поступков: обманывали, хитрили, были жестокими? Как может книга, которая научила нравственности половину мира, выглядеть сегодня такой безнравственной?"

Вопрос возник в связи с тем, что эти две милые, умные и искренние девушки готовились к командировке в Россию и проходили спецкурс по Танаху, чтобы преподавать своим сверстникам в диаспоре еврейскую традицию. Это заставило их по-новому взглянуть на знакомые им с детства библейские истории.

Папа ответил девушкам что-то очень умное, но не удовлетворившее их, вернее не давшее им необходимых инструментов для обсуждения этого вопроса с аудиторией, далекой от Танахической мудрости. А меня их вопрос заставил надолго задуматься. Вспомнились слащавые истории о классиках, которыми нас пичкали в школе. Намеренное приукрашивание вызывало у чутких к фальши детей прямо противоположные чувства, зачастую выражающиеся в виде очень грубых анекдотов. Меньше всего хотелось, чтобы что-то похожее относилось к нашим праотцам.

С другой стороны, раввины, историки и писатели не случайно не оставляют попыток объяснить истории ТАНАХа с тем, чтобы они лучше соответствовали принятым сейчас нормам морали или стали более приемлемыми для нашего сознания в свете норм, принятых в то время. Так, например, история Авраама, объявившего Сару сестрой, получает новое прочтение в свете находок исследователей танахической эпохи, например, расшифровки найденных в Междуречье недалеко от Харана распространенных глиняных табличек, объявляющие перед авторитетными свидетелями жену сестрой. По утверждению исследователей, жена приравнивалась к единокровной родне с тем, чтобы на семью мужа в случае необходимости легла обязанности кровной мести за родственницу и ставили принимаемую в семью женщину под защиту клана ее мужа. Угроза кровной мести в те времена являлась основным регулятором насилия, и такие предосторожности были необходимы, особенно в случае опасного путешествия.

Есть много мидрашей, призванных смягчить впечатление и морально обосновать, например, испытание Ицхака, обман при получении Яковом благословения от Исаака или продажу в рабство Иосифа братьями. На свой лад этим же занимались и нееврейские мыслители, вспомним хотя бы "Страх и трепет" Киркегора и "Иосиф и его братья" Томаса Манна. Однако глубокая философия не отменяет прямое прочтение, при котором некоторые эпизоды идут вразрез с нашим естественным чувством справедливости. При толкованиях всегда остается вопрос о соответствии оригиналу и опасение, чтобы современные "улучшения" не зашли слишком далеко и не породили новую философию или религию, совершенно отличную от традиционного иудаизма.

"Дела отцов - пример для сыновей". Понятно, что Тора, повествуя о наших праотцах, не является "житием святых". Ничего поучительного в деяниях ангелов нет, ведь у них отсутствует человеческая свобода воли.

С другой стороны, в поучительной морализаторской литературе, например, в баснях, нам представляют олицетворенные пороки, чтобы проще было понять, чего делать не следует. Но праотцы никак не могут воплощать порок. У других народов, праотцы иногда могут напоминать могучее тотемное животное, но никак не басенных осла, козла и мартышку.

На лицо двойное нарушение ожидаемого стандарта: во-первых, в традиционных мифах образы предков должны обладать неоспоримым величием, а во-вторых, эти истории не просто миф, а являются важной частью ТАНАХА - книги, по словам многих, принесшей в мир само понятие морали. Почему же Тора намеренно рассказывает такие неприглядные по нашим понятиям истории. Несколько дней я жила под гнетом неумения объяснить этот парадокс своими словами, не прибегая к мудреным терминам экзистенциальной философии, ссылкам на танахические комментарии или к откровениям кабалы.

Ответ я неожиданно нашла в эссе Честертона, посвященном Генри Филдингу. В своем произведении "Нравственность и Том Джонс" Честертон ставит вопрос о том, что такое нравственность и где лежат ее основания:

"Дело в том, что взгляды на нравственность изменились, и, мне кажется не в лучшую сторону. Нравственность связана для нас со слащавым оптимизмом, с красивостью. Теперь нравственная книга - это книга о нравственных людях. Бесприютный скепсис нашего времени довел нас до ощущения, что нравственность - дело вкуса, психологическая причуда. Если добро существует только в сознании, тот, кто желает воспеть добро, естественно преувеличит его количество в том или ином сознании или насует в книгу много хороших людей. Каждый рассказ о плохом человеке докажет нам, что добродетель призрачна. Каждая книга, которая допускает зло, докажет нереальность добра. В наши дни считают, что если в сердце человека зло, то нет места ничему хорошему. Раньше считали, что даже если человек злее злого, хорошее остается - добро остается. Добродетель существовала сама по себе, а человек поднимался до нее или падал с ее высот… Честь велит нам говорить правду о потрясающей борьбе человеческой души. Если в книге нет плохих людей, плоха книга".

Так красиво и просто Честертон объявляет о трансцендентных основах нравственности. В основе морали лежит не причуда, не "разумный эгоизм", не аристотелева умеренность, не разум и не "общественный договор", ибо в таких случаях всегда остается опция передумать или передоговориться и съесть меньшинство. "Добро - это добро, даже если никто ему не служит, - пишет Честертон, кончая эссе. - Зло - это зло, даже если никто не осуждает его".

Тора утверждает существование в мире абсолютного добра. Она утверждает и существование зла и его противоположность добру. Здесь и сейчас не место обсуждать глубокую проблему теодицеи, то есть оправдания Всевышнего, создавшего зло, или объяснять существование зла другими естественными причинами. Оно существует, и максимум того, что от нас зависит - это не хотеть вставлять плохой персонаж в книжку. Наши знания и возможности ограничены, но у нас почти всегда есть практический выбор. Есть зло, есть добро и есть выбор между ними.

Наши праотцы были намного достойнее нас, но они были не ангелами, а людьми, живыми людьми. Они надеялись, ошибались, но искали источник всего сущего, источник не только морали, но всего, что есть в мире. И они обнаружили этот надзвездный источник, но это не были платоновские вечные и неизменные законы космоса. Источник был персонифицирован, с ним можно было установить связь, он парадоксально осуществлял тотальную опеку и оставлял право выбора. Он действовал одновременно и по Закону и, как сейчас говорят, "по жизни", что для Всевышнего означает милосердие. Законы необходимо было познавать, а милосердие испытывать, как делают это дети, плохо понимающие абстрактные правила, но чутко реагирующие на эмоции родительской реакции. Наши праотцы проходили испытания и испытывали сами. Они не стеснялись задавать вопросы и торговаться со Всевышним, требуя прощения и милосердия в ситуации, когда люди грубо нарушили Закон.

Есть более красивые мифы, чем миф о беглых рабах, вымирающих за 40 лет в пустыне, потому что они побоялись войти в Землю Обетованную. Приятнее числить в родословной богов и титанов, чем людей из плоти и крови с человеческими достоинствами и недостатками. Точно так же легче получить готовое решение некой конкретной задачи, чем долго искать правильный ответ. Тора не подсказывает решение, она учит, как искать его самим.

"Вести", 11.10.2011

На фото: Жертвоприношение Исаака и Ривка, поящая верблюдов у колодца, - картины из еврейского музея в Варшаве.