История закончилась, да здравствует история!
Мы, в частности, потому не осознаем свой большой интеллектуальный долг перед
Гегелем, что его наследие пришло к нам через Маркса, который использовал
существенные фрагменты гегельянской системы в собственных целях.
Френсис Фукуяма
Мы живем в эпоху конца великих повествований, - эта идея сегодня уже прочно вошла в моду. Даже те, кто не слышал имени Лиотара и не знает о "закате метанарративов", достаточно информированы СМИ о том, что доверять универсальным идеям по меньшей мере смешно, а, зачастую, и опасно. Стало модным исповедуя мультикультурализм отвергать существование феноменов с большой буквы. Нет универсального Прогресса, Культуры, Цивилизации, а признается лишь множество различных частных вер, культур и цивилизаций. То же происходит и с Историей. Объективное и универсальное время выходит из моды, и Всемирная история распадается на множество отдельных частных повествований, превращая каждое отдельное время в имя собственное .
Постмодернизм деконструирует мифы и нарративы, очищая место от великих идей и идеалов. Но человек не может жить в пустоте, окруженный лишь обломками великих теорий и верований, даже если некоторым умельцам удается успешно соединить их осколки в забавный бриколаж. Освобожденное духовное пространство жаждет разумной упорядоченности, а человек - дома и смысла. Сквозь поднятую разрушителями пыль уже проглядывают контуры новых великих нарративов. Они еще немодны, как любое нововведение, над ними подтрунивают и зачастую не воспринимают всерьез. Они не так привлекательны как откровенный эпатаж, нигилистическая критика или дешевая мистика. Но творческий гений не оставляет людей в покое, заставляет "бороться, искать, найти и не сдаваться", - выражение Теннисона, полюбившееся нам после романа Каверина "Два капитана".
Книга Мордехая (Моти) Карпеля представляет одну из таких попыток осмыслить рассыпающуюся на глазах действительность через возвращение в Историю с большой буквы. Эту несовременную тягу к всеобщей и направленной Истории, можно было бы счесть частной прихотью еврея, чей народ уже четыре тысячи лет несет идею Единого Бога, наблюдающего за историей всего человечества и заботливо помогающего ему продвигаться к избранному Им идеалу. Но сегодня вовсе не одни только евреи настаивают на возвращении Истории. Действительно, евреи были первооткрывателями и вместе с монотеизмом принесли в мир идею направленной истории, которая, в свою очередь, помогла им сохраниться, ведь избранный народ половину своего существования был привязан скорее ко времени (молитвы, связанные с восходом и закатом, Суббота, праздники), чем к определенному пространству. Своим "историческим вирусом" евреи заразили и других, и идея всеобщей проведенциалистской истории через христианство прочно вошла в западную цивилизацию. Телеологическая, развивающаяся по спирали к определенной цели предсказуемая история Гегеля слишком полюбилась современному западному человеку, чтобы вот так в одночасье от нее отказаться. Едва прозвучав, тема "конца" или "отмены истории" сменилась озабоченностью и несогласием. Даже такой модный "могильщик" истории, как Френсис Фукуяма, не спешит возвратиться к вечному колесу сансары, а продолжает нежиться в тени Гегелевского историзма, считая себя его верным последователем.
Забавно, что, в отличие от современной философии постмодерна, естественные и социальные науки не спешат покончить с "историзмом". Такие науки куммулятивны, они собирает факты прошлого и настоящего и выводят из них законы, дающие возможность оценивать будущее. Физическая теория относительности прибавила популярности идее субъективного и относительного времени, но, одновременно с этим, физика и другие естественные науки, привели к современному бурному развитию технологий. Именно технологические достижения и их универсальная применимость наиболее наглядно поддерживают идею всемирного исторического прогресса. Так же и социология, отдавая дань мультикультурализму, продолжает успешно использовать универсальные теории модернизации и глобализации, прослеживающие сходство и целенаправленность в социально-историческом развитии самых разных обществ и культур.
Итак, откинем модный, но поверхностный постмодернистский нигилизм и отправимся в увлекательное философское приключение, вслед за Карпелем ныряя в пучины Истории и вылавливая там поучительный смысл. Нам, поколению, учившемуся в советских ВУЗах, гегелевская историческая спираль видится старой знакомой. Для начала стряхнем с нее пыль марксизма и выветрим лживый запах кафедры "научного коммунизма". Впрочем, описывая идею исторического развития, Карпель на Гегеля не ссылается. В его изложении Дух истории служит синонимом Всевышему, благословен Он, а знаменитый гегелевский синтез, примиряющий тезис и антитезис, воспринимается как лекарство, которое по еврейской традиции, заботливое Провидение приготовило прежде наступления болезни*. Противоречие болезненно, но без него лекарство синтеза и развития не может проявиться и начать действовать.
Философия, аккуратно выстраиваемая Карпелем, одинаково свободно оперирует как современными западными философскими понятиями и приемами, так и терминами еврейской религиозной мысли, такими как Геула, Возвращение в Сион, Тиккун (объяснение еврейских терминов и реалий дано в приложении, в списке терминов). Сам Карпель утверждает, что он не совмещает и не примиряет традиционный еврейский подход с современной западной мыслью, а вслед за равом Куком, находит первооснову необходимых западных идей - развития, исторической инициативы, ответственности, консенсуса и др. - в иудаизме вечной Торы, и актуализирует их. Его критика сионизма напоминает разговор строгого отца с подросшим сыном, не желающим выходить из детства и допускающим непростительно детские глупости, для такого возраста уже смертельно опасные. Карпель упрекает сионизм в излишнем увлечении западноевропейскими ~измами 19-го века, в частности, гегелевской идеей о том, что народы действуют на исторической сцене посредством национальных государств. В его трактовке вечное стремление к Сиону несет избавление (Геулу) всему человечеству, в противовес сионизму 19-20-х веков, ограниченному решением только одной еврейской проблемы.
Введенный Карпелем термин сознание эмуни по сути означает новый вид сионизма. Только это не сионизм классического европейского национального движения 19 века, а сионизм вечного еврейского устремления в Землю Обетованную, вооруженный решительностью первых пионеров-халуцим, готовый принять на себя ответственность за выпадающее из их рук государство и нацеленный на решения "взрослых" проблем: не выживания, а достойной жизни, не только физического, но и духовного спасения, не узконациональный, а озабоченный всемирной миссией.
Тот, кто не интересуются конкретными проблемами сионизма и еврейского государства, пусть не спешит откладывать книгу в сторону. Проблемы, которые Карпель ставит перед новым сознанием, касаются всех. Угроза со стороны мусульманского террора и неустойчивость западной демократии, нравственное поведение на войне и безнравственность заключения мира с агрессивным злодейством, глобальная мировая взаимозависимость и проблема гастарбайтеров, социальная помощь и семья - все эти темы волнуют сегодня большую часть западного мира и не только его. Взгляд на них с точки зрения истории, ее цели и смысла, придает оптимизм загрустившему сегодня безо всякого бремени "белому человеку".
Слова "история" и "исторический" появляются в книге 554 раза. И каждый раз они несут с собой надежду на лучшее будущее, при условии, что мы сделаем для этого все, что от нас зависит.
----------------------------------
*В иврите существует устойчивое выражение "Всевышней создал лекарство прежде болезни" или "упредил удар приготовив бальзам" См. например, "Мидраш Леках-Тов", раздел "Ки Тисса".
1.2009
|
