Освальд Шпенглер о мирном процессе

В преддверии войны с Ираком, глядя на то, как старушка Европа опасалась рассердить мусульман, многие стали вспоминать предсказанный Шпенглером "закат Европы". В данной статье мне хотелось бы рассмотреть этот великий труд только применительно к израильскому "мирному процессу", который Шпенглер, возможно сам об этом не подозревая проанализировал во втором томе "Заката Европы" с большой точностью.

Книга "Закат Европы - очерки морфологии мировой истории" сразу превратила автора из безвестного учителя математики в знаменитость и поставила его в один ряд с самыми выдающимися философами истории его времени. Его термины "морфология культуры", "псевдоморфоз", "фаустовская цивилизация", его критика европоцентризма прочно вошли в научный и литературный обиход.

Второй том вышел в 1922 году, и писался под впечатлением потрясения, произведенного на европейцев впервые примененным в Первой Мировой Войне оружием массового поражения. Многие надеялись, что это просто трагическая ошибка и что подобная бессмысленная массовая бойня больше не повторится.

В отличие от пацифистов Шпенглер утверждал, что война - это постоянный спутник человеческой истории:

"Через два поколения появятся те, чья воля сильнее суммарной воли всех жаждущих покоя. В эти войны за наследство целого мира будут вовлечены континенты, мобилизованы Индия, Китай, Южная Африка, Россия, ислам, в дело будут введены новые и сверхновые техника и тактика. Великие центры мировых столиц будут по собственному произволению распоряжаться меньшими государствами, их регионами, их экономикой и людьми: все это теперь лишь провинция, объект, средство к цели, чья судьба не имеет значения для великого течения событий. В немногие годы мы выучились не обращать внимания на такие вещи, которые перед войной привели бы в оцепенение весь мир. Кто сегодня всерьез задумывается о миллионах, погибающих в России?

То и дело раздающийся в промежутке между этими катастрофами, полными крови и ужасов, призыв к примирению народов и к миру на Земле является неизбежным отзвуком и фоном колоссальных событий, и потому наличие такого призыва следует предполагать и там, где на этот счет нет никаких свидетельств, как в Египте периода гиксосов, в Багдаде и Византии. Можно как угодно расценивать желание этого, однако следует иметь мужество видеть вещи такими, как они есть."

Шпенглер приводит многочисленные исторические примеры таких провалившихся призывов к миру:

"Уже в 535 г. Сян Суй пытался организовать Лигу мира... С самого начала она была обречена, как все половинчатое, встающее на пути у целого, и исчезла еще до окончательной победы Севера..."
" Вот и римская политика, как ни чужда была античному духу сама идея предварительного обдумывания, все же как-то попробовала привести мир в систему равноупорядоченных сил, которая бы сделала дальнейшие войны бессмысленными: тогда, когда после поражения Ганнибала Рим отказался от поглощения Востока. Результат был неутешителен..."
"От суровости этих фактов не укроешься. Гаагская мирная конференция 1907 г. была прелюдией мировой войны. Вашингтонская 1921 г. явится ею для новых войн. История этого времени более не остроумная, протекающая в благовоспитанных формах игра на "больше-меньше", из которой в любой момент можно выйти. Погибнуть или устоять - третьего не дано. Единственная мораль, которую допускает сегодня логика вещей, - это мораль альпиниста на крутом гребне. Минутная слабость, и все кончено."

Единственный мир, который мог реализоваться по Шпенглеру - это равновесие сил, вооруженное перемирие. (В то время не был еще изобретен термин "Холодная война".) О нем Шпенглер писал так:

"Если XIX век небогат большими войнами (и революциями) и самые тяжелые кризисы были преодолены дипломатическими средствами, на конгрессах, то причина этого заключается как раз в постоянной сверхнапряженной готовности к войне, так что в последнюю минуту страх перед последствиями не раз приводил к откладыванию окончательного решения и к замене войны политическими шахматными ходами. Это война без войны, война-аукцион по количеству вооружений и по боевой готовности, война чисел, скорости, техники, и дипломаты ведут переговоры не между дворами, но между ставками верховных главнокомандующих."

Но после Первой Мировой готовности воевать никто не выказывал, наоборот, отовсюду слышались призывы к миру. Поэтому Шпенглер предостерегал:

"Войны в эпоху мира во всем мире - это частные войны, более чудовищные, чем все государственные войны, потому что они бесформенны. Ибо мир во всем мире - который воцарялся уже часто - содержит в себе частный отказ колоссального большинства от войны, однако одновременно с этим и неявную их готовность сделаться добычей других, которые от войны не отказываются. Начинается все желанием всеобщего примирения, подрывающим государственные основы, а заканчивается тем, что никто пальцем не шевельнет, пока беда затронула лишь соседа."

Шпенглер умер в 1936 году, не дожив до осуществления этого своего грустного предсказания, но успев предупредить об опасности, исходящей от пришедших к власти нацистов, и отмежеваться от них.

Какое отношение имеет труд Шпенглера к нам, к сегодняшнему еврейскому государству, кроме разве того, что доживи его автор до наших дней, он обладал бы правом на израильское гражданство**?

Шпенглер утверждал, что в истории можно выделить всего восемь различных культур, которые имеют примерно одинаковые длительности существования. В своем труде он анализирует сходные прцессы, происходящие внутри этих культур и сравнивает их между собой. Шпенглер утверждает, что за время своего исторического существования культура проходит три стадии: предыстория, собственно историческая культура и цивилизация, после чего она сходит с исторической сцены и, в лучшем случае, становится музейным экспонатом. Народ, по Шпенглеру, это продукт культуры, и исторические народы так же проходят три стадии развития: народы до культуры, внутри нее и после. Он называл их пранарод, нация, которая собственно и является двигателем истории и феллахи, то-есть народ, утративший свою культуру и вновь ведущий примитивно-животное существование. Правда евреи, как им это свойственно и к огорчению Шпенглера, ни в какие схемы не лезли. Тогда дотошный ученый совместил евреев галута с ранним хистианством и последующим рождением ислама и назвал все это магической арабской культурой. Так все встало в схеме на свои места. (Другому великому строителю исторических схем - Тойнби тоже пришлось слегка перекроить историческую ткань, чтобы вписать этот народ-исключение в свои схемы)

На первых двух этапах своего формирования народ строит села и города, имеющие национальный колорит, на последней стадии - цивилизация - появляются "мировые столицы", которые являются центром притяжения для других народов родственной культуры и которые уже таят в себе распад. Утонченная усталость, извращение вкусов, отсутствие потребности в воспроизведении себя в наследниках - все это иллюстрируется многочисленными примерами из Римской, Китайской и других цивилизаций.

И хотя евреи в схемы Шпенглера не укладывались, зато "израильтяне", желающие стать новым нормальным народом, таким же как все другие, вполне могут попробовать вписаться в эту схему. Было бы нелепо натягивать на "израильский народ" с его столетней историей Шпенглеровский тысячелетний цикл. Однако, как простую иллюстацию, проведем аналогию :

Пранарод - сионисты, распахивающие землю в киббуцах и создающие нового "хананеянина" или "израильтянина" из галутного еврея. Образование государства знаменует появление израильской культуры и всеобщее признание языка иврит. Далее прощание с социалистическим сионизмом, расширение территории*, расцвет хай-тека и города-без-остановки Тель-Авива, который уже не хочет быть национальным, а предпочитает звание филиала мировых столиц.

Вот на этой стадии и начинают подтачивать культуру, перешедшую в цивилизацию, борцы "за мир во всем мире".

Позволю себе пространную цитату из Шпенглера с моими комментариями в скобках:

"Именно в мировых столицах наряду с меньшинством, обладающим историей и переживающим в себе нацию, с меньшинством, ощущающим себя представителем нации и желающим вести ее за собой, возникает другое меньшинство - вневременные, вне-историчные, литературные люди, люди резонов и оснований, а не судьбы, внутренне отчужденные от крови и существования, сплошь мыслящее бодрствование, которое более не находит в понятии нации никакого "разумного" содержания. (Зачем нам в 21 веке такие средневековые пережитки, как национальные традиции? Зачем нам Иерусалим и могилы отцов в Хевроне - это же только территории?) И в самом деле, они к ней больше не принадлежат, ибо культурные народы - это формы потоков существования; космополитизм же есть просто бодрствующая связь "интеллигенций". Здесь налицо ненависть к судьбе, и прежде всего ненависть к истории как выражению судьбы. (Шимон Перес неоднократно признавался, что он не любит историю) Все национальное настолько расово, что оно не в состоянии отыскать языка и остается до фатальности неловким и беспомощным во всем, что требует мышления. ( Наш национальный лагерь не может завладеть общественной трибуной не только потому, что его не допускают в СМИ, но и потому, что он не находит нужных слов для самовыражения. Все, что приходит ему на ум - это трумпельдоровское "Хорошо умереть за родину!" или обзываемая расистской "ахават-исраэль" - любовь к своему народу.) Космополитизм - это литература, и он остается ею, очень сильный по основаниям и очень слабый в их защите не с помощью новых оснований, но кровью. (Рекламируемое левыми малочисленное движение идейных дезертиров - это не "отказ проливать свою кровь за территории", это просто отказ проливать свою кровь!)

Однако именно поэтому такое духовно всех превосходящее меньшинство сражается духовным оружием и у него хватает смелости на это, ибо мировые столицы - это чистый дух, они беспочвенны и уже как таковые принадлежат всем и каждому. Урожденные граждане мира и мечтатели о мире во всем мире и о примирении народов - в Китае борющихся царств, в буддистской Индии, при эллинизме и сегодня - являются духовными вождями феллахства. Ра еt сirсеnsеs ("хлеба и зрелищ") - всего лишь иная форма пацифизма. (Действительно, казалось бы самопожертвенный "Шалом ахшав" удивительно сочетается с постсионистским эпикурейством)

В истории всех культур всегда наличествовал антинациональный элемент, неважно, знаем мы об этом или же нет. Чистое, направленное само на себя мышление всегда было чуждо жизни и потому враждебно истории, невоинственно, безрасово. Вспомним о гуманизме и классицизме, об афинских софистах, о Будде и Лао-цзы, уж не говоря о страстном презрении к любому национальному честолюбию со стороны великих поборников священнического и философского мировоззрения. Как бы ни были различны меж собой эти случаи, все они одинаковы в том, что расовое мироощущение, политическое и потому фактическое чувство - "right or wrong, my country!" ( Для левых, наоборот, правы все, кроме своих, кроме евреев и Израиля, отсюда бесконечные жалобы Америанскому президенту, Европейскому сообществу, в бельгийский суд), решимость быть субъектом, а не объектом исторического процесса, ибо третьего не дано, короче, воля к власти вдруг оказывается преодолена тенденцией, чьи вожди - зачастую люди с атрофированными изначальными побуждениями, однако тем сильнее одержимы они логикой, чувствуя себя как дома в мире истин, идеалов и утопий, книжные люди, полагающие, что могут заменить реальное логическим, власть фактов - абстрактной справедливостью, судьбу - разумом. (Нарисуем "Новый Ближний Восток" или "Договор Осло" или "Карту Дорог", и будем в нем на бумаге жить, не обращая внимания на упорно сопротивляющуюся действительность)

Начинается это с людей, которых постоянно обуревает страх, так что они объявляют всемирную историю не имеющей значения и удаляются от действительности в монастыри, мыслильни и духовные общества, а заканчивается во всякой культуре - апостолами мира во всем мире. Такое - с исторической точки зрения - отребье производит на свет сам народ. ( Сами, сами евреи привезли террориста Арафата в сердце страны из безвыходного Туниса, никто нам его не навязывал) Уже их лица образуют в плане физиогномическом особую группу. В "истории духа" они занимают высокое положение, среди них целый ряд знаменитых имен, однако с точки зрения действительной истории они - ничтожества. (Это Шпенглер сказал, а не наши, так называемые, "правые экстремисты")

Судьба нации посреди событий ее мира зависит от того, насколько посчастливится расе лишить данное явление действенности в историческом плане. Быть может, еще сегодня можно будет показать, что в мире китайских государств империя Цинь одержала победу ок. 250 г. до Р. X. потому, что лишь ее нация осталась свободна от настроений даосизма. И уж во всяком случае римский народ одержал победу над всем прочим античным миром потому, что при проведении собственной политики не поддался феллахским инстинктам эллинизма.

Нация - это осуществленное в живой форме человечество. Практический результат теорий по улучшению мира - это, как правило, бесформенная и потому внеисторическая масса. Все улучшатели мира и граждане мира отстаивают феллахские идеалы вне зависимости от того, знают они об этом или же нет. Их успех означает сход нации со сцены внутри истории, и не в пользу вечного мира, но в пользу других наций ( Выбить эти слова большими буквами над входами во все питомники для миролюбцев, а так же в суде и полиции, чтоб там знали с кем имеют дело).

Мир во всем мире - это всякий раз одностороннее решение. У рах Rоmana было лишь одно практическое следствие для позднейших солдатских императоров и германских королей-военачальников: он сделал население в сотни миллионов человек объектом воли к власти небольших воинских шаек. Этот мир стоил миролюбцам таких жертв, рядом с которыми ничтожными кажутся те, что были принесены при Каннах. (За 10 лет Осло мы потеряли убитыми в терактах в ДВА раза больше чем во всех сражениях Шестидневной войны). Вавилонский, китайский, индийский и египетский миры переходили из рук одних завоевателей в руки других и оплачивали их свары собственной кровью. Вот каким он оказался - их мир. Когда в 1401 г. монголы завоевали Месопотамию, они из 100 000 черепов жителей Багдада, которые не оказали им сопротивления, сложили памятник в честь одержанной победы. (Боюсь, что по сравнению с тем, что случилось бы с евреями , победи арабы и проиграй Израиль, монголы покажутся просто гуманистами. Впрочем, мы уже проверяли, что такое не оказывать сопротивления, в Европе) Разумеется, с угасанием наций феллахский мир духовно возвышается над историей, он окончательно цивилизован, "вечен". В царстве фактов он возвращается обратно в естественное состояние, колеблющееся между долготерпением и преходящей яростью, однако все это кровопролитие, не делающееся меньше ни с каким миром во всем мире, абсолютно ничего не меняет. Когда-то они проливали кровь за самих себя, теперь им приходится делать это ради других, и зачастую лишь на потеху им - вот и вся разница. Вождь с крепкой хваткой, собравший вокруг себя десять тысяч авантюристов, может распоряжаться всем, как ему заблагорассудится. (У Арафата их было даже меньше) Если представить, что весь мир сделался одной-единственной империей, это всего-навсего максимально расширило бы сцену для героических деяний таких завоевателей.

"Лучше мертвый, чем раб", - гласит старофризская крестьянская поговорка. Всякая поздняя цивилизация избирает своим девизом обратное утверждение, и каждой из них довелось испытать, чего он стоит."

Не знаю, был ли прав Шпенглер во всем остальном, и сколько еще продержится старушка-Европа, прежде чем выбрать, стать ей мертвой или мусульманской. У Европы может быть и есть такой выбор, у нас с вами его нет.

--------------------------------------------------------------------
* Левые на полном серьезе заявляют: "После 67 года Израиль стал империей"
** В водной статье Савасьяна к первому тому "Закат Европы" написано :
"Справка Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, датированная 17 августа 1942 года, после которой не должно было оставаться никаких недоразумений. «В издательство К. Г. Бека в Мюнхене. На предмет выяснения родословной философа Освальда Шпенглера. — В ответ на Ваш запрос сообщаем, что, согласно данным Имперского управления по кровным связям, Освальд Шпенглер не был евреем ни на четверть, ни наполовину и что его кровь была лишь на 1/8 еврейской, а именно, дед названного Освальда Шпенглера по материнской линии, Густав-Адольф Грантцов, был законным сыном чистокровного немца Михаэля Фридриха Вильгельма Грантцова и еврейки Брейнхен Мозер. По поручению подп. д-р Лутц» ".
Т.о. дед Шпенглера - галахический еврей, и его внук подпадает под закон о возвращении.

"Новости Недели", 19.06.2003