Постмодернизм и Абсолют,
или как мне довелось опозориться в одном очень
интеллигентном собрании
Собрание действительно было очень интеллигентное, причем в нашем,
«русскоязычном», как теперь принято говорить, понимании, а не в
израильском смысле этого слова, когда про 5-летнюю девочку,
воспитательница детского садика говорит: «ка зот интеллигентит!»
Начать с того, что проводилось оно в святом городе в доме имени
Великого Бунтовщика. Собрание проводил Писатель, издающий толстый и
действительно интересный и представительный Журнал. Центральное
сообщение делал Актер (по профессии он конечно же не актер, и
зарабатывает себе на жизнь совсем не этим, но отличается от
остальных пишущих и тоже умных людей, по-моему именно этим
свойством характера). Оппонировал ему Профессор (тоже не скажу,
чтоб он занимал видную академическую должность, но на мой взгляд он
достоин ее гораздо большее чем половина, если не две трети, сидящих
в академии гуманитариев). В небольшой гостиной расположились еще
несколько избранных писателей, профессоров и актеров и, конечно же,
дамы, как приятные во всех отношениях, так и просто приятные. Речь
шла о постмодернизме.
Представим, что это – Бог, - сказал актер, доставая большой стакан,
и изображая при этом Чапаева, выкладывающего на стол картошку со
словами: «Это - командир на белом коне». А это – человек, - сказал
Актер и поставил рядом маленькую рюмочку. - Человек верил в
существование Бога, и связывал его с Абсолютом (тут в руках актера
вдруг появилась литровая бутылка знакомой шведской водки и он
поставил ее рядом с большим стаканом). А потом человек стал
отодвигаться от Бога и кричать о гуманизме. Примерно ко времени
взятия Бастилии, человек стал перетаскивать Абсолют на себя
(бутылка послушно перепорхнула к рюмочке). Тут и наступил
модернизм, заключил актер, озирая осиротевший стакан и в стороне
большую бутылку рядом с маленькой рюмочкой.
Ни чему хорошему это не привело, - продолжал Актер. -
Человечество во имя гуманизма начало отчаянно уничтожать друг
друга, потому что они этот самый Абсолют только провозглашали, а на
самом-то деле он и не был никаким Абсолютом. Он мог представляться
коммунистическим раем, фашистским сверхчеловеком и всякими другими
химерами, но никак не Абсолютом. Людям казалось, что если вырезать
всех, кто не признает их Абсолют абсолютным, то он от этого станет
настоящим, поэтому вырезали сначала не согласных, потом согласных,
но не во всем, потом просто очевидцев того, как эксперименты по
абсолютизации проваливаются. Человеческий Абсолют все не приобретал
кристальной чистоты и крепости, а, наоборот, все больше пах кровью
и экскрементами. И тогда некоторые теоретики, которым надоели
эксперименты, объявили о наступлении постмодернизма. Они сказали,
что Абсолюта на самом деле нет (и бутылка в ловких руках Актера
исчезла). А что есть? А есть свой маленький абсолют у каждого (и
рядом с рюмочкой появилась 50 граммовая бутылочка). У меня он - со
вкусом лимона, у другого может и апельсиновый, но мы уже не спорим
о нем, мы соглашаемся, что у каждого он свой. И все бы было хорошо,
но если открыть наш маленький абсолют, то окажется что он пуст (и
тут открытая бутылочка затрепетала вверх ногами, демонстрируя
отсутствие содержимого). Итак на лицо у нас кризис содержания, и я
бы предложил вернуться к старой модели, - закончил Актер, сдвинул
вместе рюмочку стакан и большую бутыль и стал ее откупоривать, а мы
все стали убеждаться, что с ее содержанием все в абсолютном
порядке.
Ну где же вы видите кризис? – ласково укорила Актера дама, приятная
во всех отношениях. - Так все кругом замечательно (глоток из
стаканчика), а вы – кризис, кризис! Ну да, ну некоторых может
что-то не устраивает (еще глоточек), ну кто-то даже «возвращается»
к религии, но это так, некоторые отдельные, но никак не кризис.
В России Солженицына сегодня ругают за то, что он ругал коммунизм,
- добавил Писатель. - Не доросла Россия еще до постмодернизма, а
может уже переросла… - и Писатель стал рассуждать о том, что дьявол
всегда стережет на полдороги, и если ты веришь в Бога или ни веришь
уже ни во что, то может это и лучше, чем верить в химеры…
Нет, кое-что хорошее из постмодернизма мы, конечно, вынесем –
вставила я, не то, чтобы вставая на защиту изма, но намекая, что
хорошая хозяйка не должна сразу ненужную вещь выбрасывать, а может
найти ей удачное применение. - Постмодернизм нам оставит,
например, ограничение наших претензий на знание абсолюта, или
нежелание затащить все человечество насильно к одному всеобщему
идеалу. Вообще-то, у нас в еврействе всегда это было: и слова
Гилеля и слова Шамая – слова Бога живого. Мы говорим: «НЕ ДЕЛАЙ», а
не предписываем «ДЕЛАЙ». А кризис – он конечно есть – добавила я.
- Когда у каждого своя маленькая бутылочка, то на троих никак
нельзя сообразить, а еще Аристотель нам говорил про «зоон –
политикон», то, есть без «на троих» нельзя и жить по-человечески.
Не потому кризис у постмодернистов, - авторитетно вмешался
Политолог, - что на троих не могут сообразить, это еще полбеды.
Беда, что они противостоять не могут тем, у которых и модернизм-то
еще и не начинался. Домодернисты эти не только носят куфии и пояса
со взрывчаткой, они еще и носители Абсолюта, и считают так на
полном серьезе - и он отхлебнул названный продукт, как бы
подтверждая этим свой тезис. – Таким, как они, могут противостоять
только такие же носители Абсолюта, например коммунизм и фашизм, а
не эти, со своей маленькой политкорректной бутылочкой.
Однако, - возразил ему Профессор, когда мы уже изрядно
наабсолютились, - как же можете Вы, уважаемый, вот так запросто
ставить на одну доску фашизм и коммунизм? Ведь это же ну совсем,
совсем разные вещи! Ведь при коммунизме евреи все же в основном
выжили, а при нацизме – нет. Я вот лично всячески боролся против
коммунизма (Профессор говорил чистую правду, в отличие от модных
сейчас заявлений бывших парторгов, что они тоже, оказывается, всю
жизнь тайно диссиденствовали). Я боролся против коммунизма, потому
что к тому времени, как я вырос, фашизм уже победили, но ведь
разница между ними огромная, метафизическая, я бы сказал, разница.
Нет, - ответил Актер, - и то и другое типичный продукт гуманизма.
Дама, приятная во всех отношениях, громко ойкнула и оглянувшись на
озадаченных свидетелей ее испуга стала оправдываться – Вы говорите
- гуманизм! Я понимаю, вы, наверное, говорите – «гуманизм», а
имеете в виду что-то совсем другое, какое-то его извращение.
Да нет, - ответил Актер, - гуманизм – это и фашизм и коммунизм…
И либерализм, - не удержалась я, желая показать, что я, конечно, не
могу претендовать на звание дамы, приятной во всех отношениях, но
вполне могу сойти за даму, просто приятную.
И если до моих слов в воздухе стояло некое жужжание, когда каждый
считал нужным участвовать в дискуссии, не дожидаясь, когда
остальные закончат речь и его выслушают, а так, на ходу бросая
говорящему некоторые замечания или обмениваясь ими с соседом, то
тут все вдруг замолчали, как будто я испортила воздух, и они, как
люди воспитанные, изо всех сил стараются не махать руками, разгоняя
неприятный запах. Только докладчик, скорее по инерции заканчивая
свою фразу сонно повторил за мной - … и либерализм.
Первым очнулся Профессор и, как истинный рыцарь, желая спасти честь
дамы, пусть даже и просто приятной, а не приятной во всех
отношениях, поправив очки, произнес:
- Конечно, если под либерализмом понимать некоторые его
экстремистские американские разновидности, то возможно … - и не
найдя, что еще добавить вернулся к своей теме. - Но ведь, все
равно, коммунизм не ставил себе целей уничтожения, в отличие от
нацизма. Уничтожал, конечно, и много, и в частности руками самих
евреев уничтожал, но мы не можем себе позволить признать тождество,
да и нету его, этого тождества, потому что для меня, как еврея,
тождества быть не может. А провозглашают это тождество наши враги,
заявляющие, что коммунизм – это еврейские штучки, и что Холокост
был на него ответом. Они отрицают Холокост и нам не следует лить
воду на их мельницу!
Все, приехали, - подумала я, - опять я отрицаю Холокост, а ведь ни
я, никто другой ни слова не упомянули о нем. Профессор, я думаю,
слышал, что меня уже за мои статьи о Холокосте обвиняли во всех
смертных грехах, хотя я ни сном ни духом не хотела ни отрицать, ни
приуменьшать значение этой трагедии. Я просто писала, что мне,
родившейся уже сильно позже, невозможно осмыслить его во всем его
объеме, и поэтому, хочется либо плакать, либо писать о том, что
те, кто утверждают, что они его осмысли, не совсем, по-моему, правы
и стоит не оставлять попытки в этом направлении. Наверняка слышал
профессор и о том, что меня уже обзывали «полоумной фашисткой». Но
это так, ерунда, это я слышала от людей не умных и не
интеллигентных, чье мнение мне в худшем случае безразлично, а в
лучшем - чья злоба только подтверждает мое ощущение собственной
правоты. Но осрамиться в таком благородном собрании… И ладно бы, я
осрамила только себя, а то я уже слышала за спиной шепотки – Это
кто, это одна из этих «Евреев и евреек»?
Не важно, что я разгуливаю по святому городу без шляпки. Завтра же пройдет слух, что идеологи движения
«Евреи и еврейки» против либерализма и поэтому, придя к власти, они
потребуют одеть всех женщин в чадру, а иностранных туристов ловить
на улицах и подвергать обрезанию.
Что делать, что делать? - лихорадочно думала я, мямля что-то вроде
того, что упомянутую ранее Бастилию разрушили именно поклонники
либерализма, добавляя к нему всякие эгалитэ-фратернитэ-гильотинэ. Он конечно
не такой страшный, как когда-то, но и фашизм и коммунизм сегодня
уже далеко не те. Их идеалы практически скомпрометировали себя, а
либералам удалось выжить и даже мимикрировать под постмодернистскую
идеологию. Нет уже общего Абсолюта, разочаровались уже и в Разуме,
как платформе для общего сосуществования, у каждого свой нарратив,
но либеральные ценности при этом почему-то остаются превыше
критики, то есть опять «все равны, но некоторые равнее». Ничуть не
стесняясь этого объявляется, что нужно все человечество силой
загнать в либеральный рай, где у входа гремит ключами
университетский профессор, определяя кому прямо сюда, а кому в
чистилище для «развивающихся». А кто не торопится, того подгоняют
бомбардировками. И если для домодернистов-террористов делается
исключение, они, мол, судьбой обиженные, им вход без очереди – они
платят нефтью, то с евреев требуют, как всегда, по полной
программе. Конечно отдельные евреи могут при либерализме выжить,
пока не ассимилируются, но вот Израиль и еврейский народ – нет. Эти
левые либералы ненавидят его даже больше чем коммунисты с
фашистами, и именно левые сегодня и являются главными
антисемитами, притворяясь всего-навсего критиками Израиля.
Тщетно, я оправдывалась, меня уже никто и не слушал. Абсолют весь
перешел в нас, и мы парили в Абсолюте и оставалось только
надеяться, что моя дерзкая выходка назавтра выветрится из голов
присутствующих вместе со шведским первоклассным продуктом.
Фото Светланы Бломберг
08.2004
|