Юли Тамир о классовой борьбе под прикрытием национализма

Последние политические перестановки идеологических лагерей перемешали левых и правых, национальный и универсалистский лагеря. Появляется большое искушение отказаться от анализа идеологических разногласий,выставив лозунг "Политика-дело грязное" и "Конец идеологии - каждый борется за себя лично". Однако этот подход непродуктивен, а упорное пятнадцатилетнее продолжение процесса Осло, не смотря на его последствия в виде все увеличивающийся террора, требует адекватного анализа. Почему левое меньшинство провело его в жизнь, несмотря на значительное нарушение демократических норм¹, а правые политики его не прекратили и даже продолжают? Проект Осло преподносился под вывеской универсализма и открытости "Нового Ближнего Востока" и противопоставлялся национальной ограниченности. Действительно ли этот проект отражает глобалистские тенденции, которые затрагивают Израиль, как развитую страну или за лозунгами мира и открытости прячутся другие соображения?

До сих пор самое распространенное объяснение процесса Осло не как политической ошибки, а как сознательной стратегии, формулировалось как "территории в обмен на власть", то есть в обмен на власть в Иудее, Самарии и Газе Арафат обещал поддержку израильскими арабами на выборах левых и левоэкстремистских партий, теряющих еврейский электорат. Действительно ли левые рассчитывали на мир, или за сохранение власти они были готовы заплатить любую цену? Каковы мотивы продолжения процесса Осло, представленные в декларациях "Женева" и "Кинерет"? Ответ на этот вопрос можно попытаться обнаружить в статье одного из видных идеологов левого лагеря, бывшего члена движения "Шалом Ахшав" и соавтора "декларации Кинерет" Юли Тамир. Тамир - доктор политической философии, преподаватель Тель-Авивского университета. Ее мнение и раньше оказывало заметное влияние на общественный дискурс, а сегодня Тамир распространяет его как министр образования от Рабочей партии.

"Почему иногда мы склонны считать себя обособленными индивидами, гражданами мира, а в другие – имеющими глубокие корни членами сообщества судьбы?"– спрашивает Юли Тамир в своей статье "Класс и нация"². Позиция гражданина, утверждает Тамир, зависит не от моральной оценки и не от результата сравнения двух различных ценностных иерархий, а от оценки собственных интересов, интересов своего класса. Однако в политических дискуссиях, по мнению Тамир, эти интересы не принято обсуждать. В дискуссиях звучат, как правило, не мотивы поступков, а оправдания уже сделанного выбора, а Тамир в своей статье касается именно мотивов выбора.

Неомарксистский метод выявления экономических мотивов и обсуждение "классовых интересов" как одной из движущих социальных сил до сих пор привлекает многих. Но разделение на классы, представлявшее сложную проблему и век назад, сегодня еще более спорно. Разброс признаков "эксплуататорского класса" простирается от возможности группы определять общественный дискурс (по Фуко) и до антиколониалистического или антиглобалистского зачисления в эксплуататоры всех западных развитых стран, грабящих неразвитый "юг" и "восток".

Какие классы рассматривает Тамир? Безусловно, это не старые марксистские классы, связанные с уровнем дохода и собственностью на средства производства. "Перемены в способах производства разрушают традиционные иерархии и формы социальной стратификации", - признает Тамир и связывает классовое деление не с традиционным, а с "человеческим капиталом", с компетентностью. - "Никогда компетентность не пользовалась таким спросом, как сегодня". Она признает, что в постиндустриальных государствах развились новые формы занятости (например, а сфере высоких технологий), не связанные ни с большими инвестициями, ни с эксплуатацией. Трудно назвать состоятельными эксплуататорами двух студентов, создавших только при помощи компьютера и собственной изобретательности развитую интернетовскую сеть, оцененную в миллионы долларов. В эпоху глобализации важным фактором является мобильность. Тамир различает классы по "возможности использовать человеческий капитал для улучшения благосостояния и защиты от риска… Класс – это социальная группа со сходными рисками и возможностями, образовательными и профессиональными перспективами и возможностями продвижения. К высшим классам относятся люди, обладающие мобильностью, к нижним – такой мобильностью не обладающие". Тамир признает, что иногда такое "классовое" деление коррелирует с принадлежностью к другим группам, если на социальную судьбу может влиять членство в этнической или религиозной подгруппе. Например, в Израиле существует очень большая корреляция между высоким социо-экономическим положением и принадлежностью к группе светских ашкеназов (то есть выходцев из европейских стран), давно живущих в стране и придерживающихся левых (а до 70-х годов левосоциалистических) взглядов – так называемая потомственная левая элита (ахусалим)³. Далее в терминах теории игр Тамир обсуждает выигрыш и проигрыш, который приносит верхнему классу та или иная стратегии. При этом она подчеркивает, что не всегда отдельные люди и группы правильно понимают свои классовые интересы и выбирают верную стратегию. Так, например, она приводит пример, как преуспевающие немецкие евреи в 30-годы по уровню образования и мобильности причисляли себя к мобильному верхнему классу и исповедовали открытость и универсализм, не осознав, что их интересы (и в первую очередь жизнь) может защитить только партикулярное национальное государство.

Национальное государство предыдущих веков, пишет Тамир, предложило и подчиненному и правящему классу гораздо большие выгоды, чем могла бы им обеспечить международная классовая солидарность. Национализм способствовал появлению современных экономик, гомогенизировал культуру и язык, обеспечивая мобильность внутри страны, провозгласил равенство всех граждан, независимо от их социо-экономического статуса. Маркс считал национализм выгодным только для буржуазии, монополизующей рынки страны и маскирующей идеологией единства классовую эксплуатацию. Впрочем, это верно и для правящей группы при социализме, удерживающей свою власть благодаря закрытости страны и риторике о национальных интересах⁴. Низшим классам национализм предоставлял неоценимые услуги в виде ощущения безопасности и стабильности в эпоху перемен и модернизации. "То, что Маркс считал недостатком в промежуточных объединениях людей в этнические, религиозные и национальные группы, стоящие между человеком и человечеством, на деле было их достоинством" – пишет Тамир. Если элита в национальном государстве получала новые экономико-политические возможности, то и любой простой гражданин имел непосредственнее выгоды от "государства всеобщего благосостояния", а главное, он получал, по ее словам: "наиболее желанное благо – человеческое достоинство". Для евреев вопрос существования национальногогосударства зачастую означал не только право на достойную жизнь, а вообще право на жизнь.

Тамир считает, что рабочий класс правильно понял свою выгоду и в 20 веке сделал ставку на объединение классов в национальном государстве, а не на классовую борьбу. Впрочем, Маркс ошибся в частном, а не в главном. По мнению Тамир, классовая борьба еще впереди, она станет уделом 21 века потому, что глобализация ослабляет общность национальных интересов.

Глобализм привел к эрозии национального государства, оно больше не является автономным и закрытым сообществом. От глобализма больше выигрывают в первую очередь мобильные и образованные "верхи", в то время как низы вынуждены конкурировать с дешевой иностранной рабочей силой и расхлебывать остальные проблемы, связанные с открытостью. "Элиты стали гражданами мира", - пишет Тамир. Они отходят от своих народов и объединяются между собой и даже разговаривают на общем вненациональном языке. Но соседство европейских и азиатских бизнесменов в гостиницах международного класса не похоже на соседство с нелегальными иммигрантами в бедных районах, а мультикультурализм элитных школ отличается от уличной встречи двух "разнокультурных" подростковых групп. "Национальные связи- это реликт прошлого, который обладает все меньшей социально-экономической ценностью", - пишет Тамир – "В мире проницаемых границ социальная стабильность больше не гарантированна". Тамир утверждает, что верхний мобильный класс получает при глобализации все новые возможности, не зависящие от общей обстановки в стране проживания, и поэтому он все менее заинтересован в социальном сплочении и национальном благосостоянии. В то же время, нижнему классу приходится делиться "всеобщим благосостоянием" с пришельцами в то время как доход, перераспределяемый государством, уменьшается с переводом кампаний в оффшорные зоны. "'Имущие' имеют все меньше оснований делиться, а 'неимущие' оказываются незащищенными".

По мнению Тамир, единственное, что может ослабить обострение классовой борьбы и вернуть космополитические элиты в лоно национальной семьи – это угроза войны. Мобильным "верхам" выгоден мир и открытость, а "низам" - закрытость и внешнее противостояние, способствующие возврату ощущения национального братства. Поэтому немобильные низы прибегают к "оборонительно-регрессивному национализму, включающему средства социального и политического насилия". "Когда члены мобильных классов стремятся игнорировать или решить конфликт, то их обвиняют в отсутствии патриотизма. Классовый конфликт переводится на язык национализма".

Тамир выражает предположение, что повышение риска для жизни, вызванного международным терроризмом (например, теракт 11 сентября в Америке), может подвигнуть высшие классы вернуться к национальной солидарности и взаимовыгодному объединяющему национализму.

Тамир в своей статье утверждает, что "низы" стремятся к межнациональным конфликтам, пересматривая этим тезис Маркса о том, что войну развязывают правящие классы. Можно ли это утверждение отнести к израильским правым? На первый взгляд оно коррелирует с миротворческой риторикой израильских левых, среди которых гораздо более представлены верхние социальные слои. Однако вспомним тезис Тамир о тайных мотивах и явных оправданиях. Кого у нас можно отнести к мобильному классу, а кому выгодна угроза войны?

Попробуем применить общетеоретические рассуждения Тамир для анализа конкретной ситуации в Израиле, учитывая специфику израильского политико-экономического устройства, сохраняющего кастовость и социалистическо-государственное перераспределение для большой части ВНП.Проявления глобализма в развитых странах отличается от его последствий в странах несвободных или с не полностью свободной экономикой. Вывоз европейских капиталов в более прибыльные зоны отличается от трат саудовской верхушкой доходов от нефти в европейских столицах. В странах с полусвободной экономикой, вроде России, элита по отношению к глобализму находится в двойственном положении. С одной стороны, как более мобильная и образованная (чаще во втором и третьем поколениях), она может извлечь из открытости больше выгод⁵, с другой, открытость размывает ее классовые привилегии. В некотором смысле именно с глобализмом связан крах социализма, так как он предлагал не только гораздо более эффективную экономику, но и пересекающий границы информационный поток, обнажающий скрытое социальное неравенство, не находящее себе оправдания в социалистической идеологии.

Если рассмотреть вопрос о том, как в Израиле высшие классы относятся к глобализации, то стоит условно разделить их на две группы. С одной стороны высший класс включает традиционные социалистические элиты, осевшие в различных государственных и полугосударственных структурах и привыкшие получать доходы в основном от дележки общественного пирога. Эта потомственная элита включает высший состав госслужащих, армейские и судебный высший состав, существенную часть прессы, часть академических структур (в основном связанную с гуманитарными науками), руководителей полугосударственных монополий и других "красных директоров". Эти структуры воспроизводятся по принципу "друг приводит друга", в них отсутствуют объективные и четкие критерии, и успешная карьера требует весьма специфических навыков. По-видимому, это не совсем то "умение приспособиться к ситуации", о котором пишет Тамир. С другой стороны, по мере отхода от социалистических принципов в экономике, израильская элита пополняется бизнесменами или специалистами, добившимися успеха в открытой конкуренции и распоряжающиеся частными, а не государственными финансами. В отличие от традиционной элиты, они в своем продвижении могут рассчитывать скорее на свой собственный человеческий и финансовый капитал, чем на династические заслуги и аппаратные связи⁶. Если в Америке или Европе традиция свободной конкуренции более-менее поддерживает конкурентоспособность элит и их открытость талантам со стороны, то в Израиле это относится только ко второй группе, обладающей конкурентоспособностью и мобильностью. Поэтому глобализация, в той мере, в какой она привносит конкуренцию, открытость и требование компетентности, еще менее привлекательна для "красных директоров" и партфункционеров, чем для пожилых необразованных жителей периферии. Необразованным провинциалам, как марксовым пролетариям, нечего терять, кроме пособий, которые скорее вырастут именно при освобождении экономики, в то время как потеря привилегий элитой может быть весьма болезненна.

Верно, что от глобализации, как правило, выигрывают образованные люди, но и здесь есть своя специфика. Большая часть учебных заведений в Израиле государственные, со всеми вытекающими отсюда достоинствами, недостатками и описанной выше спецификой конкуренции. Помимо преподавания, даже обладающие средними способностями академические специалисты по точным и естественным наукам получают при глобализации новые привлекательные возможности в высокотехнологичном международном бизнесе. А вот новые возможности специалистов по общественным наукам, еслитолько они не теоретики мирового класса, ограничиваются разве что подработкой в таких международных организациях как "Центр мира" или фонд "За права гражданина"⁷, где требуютсяопределенная политическая ориентация.

Глобализация повышает требования компетентности и среди политиков. Сотрясающие сегодня Израиль политические скандалы, связанные с обвинением в коррупции и некомпетентности, свидетельствуют скорее не о резком ухудшении качества функционеров, а об усилившейся конкуренции и изменении норм.

Процесс Осло, первоначально получивший название "мирного", не принес никаких выгод мобильной и конкурентоспособной элите. Кроме перевода нескольких прежде убыточных текстильных предприятий в Иорданию, ни на какие другие бизнесы процесс не повлиял. Что действительно требуется для успешного развития – это безопасность и стабильность, а процесс Осло именно этого и лишил Израиль.

Если этот процесс не принес мира, то почему он продолжается долгих 15 лет? Если исходить из анализа Тамир, то потомственная неконкурентоспособная элита была заинтересована именно в ограниченном конфликте, а не в мире. Постоянная угроза безопасности отодвигает либерализацию экономики, реорганизацию раздутых государственных штатов и служит основанием для государственного изъятия и перераспределения большей части национального дохода. Многие миллиарды, растрачиваемые на пассивную оборону вроде "забора безопасности" или "супер-умных ракет" для отстрела отдельных террористов, изымаются из карманов налогоплательщиков и вычитаются из сокращающихся социальных пособий, после чего большая часть этих средств оседает в карманах строительных и других подрядчиков, связанных с государственными заказами.

Для того, чтобы избежать эффективных способов достижения безопасности (таких как прекращение снабжения террористов, последовательная политика прекращения Осло и аннексии принадлежащих Израилю территорий или, в крайнем случае, победоносная войны с более слабым противником) в ход идут соображения о высшей морали, ссылки на возможное внешнее давление, националистическая апелляция к демографической арабской угрозе и утверждение об отсутствии альтернатив. Вечно нависшая угроза позволяет государственной элите канализировать общественное недовольство, требовать "единства перед лицом врага" и успешно продолжать выгодную ей политику перераспределения госсредств.

Таким образом, даже если с самого начала традиционная государственная элита не видела в договоре Осло принцип "территории в обмен на власть", то со временем он все больше стал напоминать именно этот лозунг.

Выводы

Приняв схему Тамир об обострении классовой борьбы в ответ на глобализацию, и проанализировав ситуацию в Израиле, мы полностью разделяем ее выводы о том, что немобильный и неконкурентоспособный класс способен в ответ на угрозу своим привилегиям раздуть конфликт прикрываясь идеями национализма. Так в Израиле традиционные левые элиты, опасаясь привносимых глобализмом открытости и свободной конкуренции, использовали в своих классовых интересах террористов ООП, объявив их национальным палестинским движением и навязав их власть арабскому населению Земли Израиля. Мы разделяем опасения Юлии Тамир по поводу того, что противники глобализации используют в своих классовых интересах средства социального и политического насилия. Мы, вслед за Тамир, возлагаем надежду на то, что общий риск для жизни, возрастающий вследствие террора, приведет к национальному объединению, к правильной оценке национальных интересов и к ослаблению классовой борьбы, прикрывающейся национализмом.

¹ «...Мы ведь все приняли Осло, несмотря на то, что это соглашение родилось не демократическим образом. Контакты были тайными, не было их обсуждения в СМИ, обществу лгали. В этом вопросе то, что говорили правые, было верно... Только в последний момент соглашение представили как уже состоявшийся факт, вроде сделки – принимайте или отказывайтесь. Тяжелые нарушения демократии были и в самом этом процессе. И тем не менее мы приняли его с огромным воодушевлением, и с моей точки зрения это правильно.» Интервью Юли Тамир Ари Шавиту, «ГААРЕЦ»,13.8.99

2 В русском переводе статья опубликована в журнале "Логос" №2 (53) 2006, стр.40-56

3 "Ахусаль" – термин проф.Баруха Кимерлинга, принятый в Израиле по аналогии с американским сокращением WASP . Составлен из первых букв ивритских слов: ашкеназ, светский, давно живущих в стране, социалист, национально (то есть сионистски) ориентированный.

4 Не смотря на интернационалистскую риторику, социалистические правители так же использовали национальные чувства (как правило, российского народа-гегемона), чтобы защитить свою монополию власти. И хотя при социализме"общественный пирог", который делила властная верхушка, был обычно менее пышный, но зато для его успешного потребленияне требовались организаторские (в терминах Маркса - эксплуататорские) способности.

5 В некотором смысле в России для олигархическо-коммунистической элиты исполнился старый советский анекдот про мечту "воровать у нас, а тратить на Западе".

6 Как подчеркивает Тамир, динамика для нового понятия класса может быть важней нынешнего социального положения. Так, например, управляющий Банком Израиля Стенли Фишер, хотя формально получает деньги от государства, но по мобильности и способностям принадлежит к группе самостоятельных специалистов. В то же время Амир Перец, так же не принадлежащий к традиционной элите и получивший пост министра благодаря собственным заслугам в профсоюзной и политической борьбе, не обладает производительными навыками, ценящимися на рынке специалистов, и поэтому должен быть отнесен скорее к группе государственной элиты.

7 Например, сама философ Юлия Тамир до своей политической карьеры в партии Авода побывала на достаточно высоких должностях в таких учреждениях, как "центр Мира" имени Рабина, Иерусалимский Фонд и «Ассоциация за права гражданина».

"Вести", 22.2.2007