Эхо прошедшей войны
Всю
войну некогда было подойти к компьютеру: полный дом родни с севера, включая
маленьких детей. Все свободное время проводила у телефона: связывала северян,
нуждающихся в помощи, с добровольцами из Иудеи и Самарии, готовыми ее оказать.
Коротко перечислю все, что запомнилось.
1-е
открытие: оказывается "оранжевые" тоже люди.
В
начале войны вдруг все потребовали «единства народа»! Приятно было слышать, что
поселенцы и олим – это «не второй сорт», не «экстремисты» и «враги мира», а,
оказывается, «наши братья» (слово «меньшие» подразумевалось, но не
произносилось!)
Гидон
Самт в "Гаарец" (19.07) написал «Как приятно быть правым!». Он имел в виду
необычное ощущение общего понимания нашей, еврейской правоты - как в стране, так
и за рубежом. Но стало приятно быть и просто правым – «оранжевым». Не то, чтобы
у нас попросили прощения или хотя бы признали правоту наших многолетних
предсказаний о пагубности отступлений – нет, до этого дело не дошло. Но, по
крайней мере, мы перестали быть виноватыми во всех бедах и преступлениях, нас
перестали третировать, как врагов, нам предлагали объединиться против врага
настоящего! Кто не был в шкуре постоянного объекта травли, тот не поймет, что
такая передышка воспринимается почти как верх блаженства. Она радостнее, чем
любая заслуженная награда – именно потому, что и травля и прощение незаслужены.
Внезапное прекращение науськивания дает сверхъестественную надежду – а вдруг мы
- те, которые старались больше всех и ради всех, смогут стать, наконец, такими
же как все? Словом, как писал кто-то из сатириков, только во время войны
израильтяне становятся вежливы и внимательны: «Не уступить ли вам место в первых
рядах армии? Не подвести ли вас на фронт?»
Впрочем, как международное мнение не долго считало Израиль жертвой и вскоре
обвинило его во всех грехах, так и внутри страны разделение на «равных» и тех
кто «равнее» не заставило себя ждать.
2-е
открытие: мы не экстремисты.
Вся
пресса поправела на глазах! Левоэкстремистский «Гаарец» стал писать такие
антиарабские статьи, которые не решалась публиковать поселенческая газета «Макор
Ришон». Алуф Бен извинился за свои прошлые восхваления Насраллы и объявил его
чуть ли не бешеной собакой.
Вдруг
пресса признала то, о чем мы твердили давным-давно:
- отступление
(бегство) из Ливана 24 мая 2000 года является поспешным и необдуманным действием
Эхуда Барака (Менди Суфеди, News First Class, 17.07.2006)
;
- у
нас давно уже нарушились сложные взаимоотношения между гражданами и
руководством, которое использует граждан в своих целях и бежит от
ответственности (Лили Галили, "Гаарец", 01.08.2006);
-
уступчивость приводит только к усилению фанатичных экстремистских кругов в
арабском мире ("Гаарец", редакционная статья, 01.08.2006);
-
арабы и еврейские леваки "сошли с катушек" (Дорон Нахум "Маарив", 18.08.200);
Слова
«народ», «Родина» и «патриотизм» перестали быть бранными, по радио крутили
старые патриотические песни, а Дан Маргалит ("Маарив", 15.08.2006) вдруг стал
сетовать на моральное разложение израильского общества, утрату традиционных
идеалов и ценностей, нравственное гниение, гедонизм и эгоизм. Он вдруг вспомнил,
что "евреи все в ответе друг за друга".
Вдруг
все израильтяне перестали страстно "ждать мира" и захотели войну. Около 86%
одобрили войну с Хизбаллой
.
Военные, политики и аналитики настаивали на оккупации Ливана.
Народ требовал жестких методов и голову врага на блюде.
Моя
умнейшая американская знакомая, мнением которой я очень дорожу, вечно упрекала
нас в экстремизме на фоне американской политкорректности. В этот момент она
нашла нужным извиниться: «Вы не экстремисты. На фоне того, что у вас сегодня
говорят, вы очень умеренные».
3. Операция
нужна, но не им ее осуществлять.
В этот
момент я насторожилась. Как приятно быть как все, но что-то не давало мне
слиться в радостном единстве начальства и масс. Я не хотела крови, ради крови. Я
не пацифист и не чистоплюй. Я считаю, что есть много вещей, более важных для
меня, чем выживание, и что во многих ситуациях единственным адекватным ответом
являются насильственные действия. Но я видела, что готовится кровопролитие (в
первую очередь нашей, еврейской крови) ради престижа власти, ради возможности
начальства и дальше безнаказанно распродавать страну, ради того, чтоб сам народ
взмолился: «Делайте, что хотите, только хватит трупов!». В такой ситуации
«наземная операция» категорически противопоказана.
За
всеми этими воплями политиков и прессы о единстве народа, патриотизме и
непримиримой борьбе с врагом я слышала только одно: «Нам страшно, придите и
спасите нас!» И им действительно страшно, потому что они воочию увидели, до чего
они довели нашу страну и нашу армию. И они обращаются к нам, потому что сами не
могут сделать ни-че-го. Все что они делают - они делают нашими руками, на наши
налоги и от нашего имени. И даже сейчас, на этом фоне страха, они продолжают
снабжать нашего южного врага электричеством и топливом, не объявляют войну
нашему северному врагу и продолжают вручать нам повестки о выселении.
В
начале войны еще не было ультралевых, протестующих против будущей операции в
Ливане, истериков, с которыми мне не хочется иметь ничего общего. Поэтому никто
не мешал мне четко осознать проблему: больному действительно необходима
операция, но нельзя подпускать к нему пьяных коновалов. Операция, за которую они
взялись, чтобы продемонстрировать свою профессиональную пригодность, только
выпьет кровь и силы больного, но не затронет настоящую опухоль.
4.
Солдаты–герои и дерьмовая армия
Сегодня многие ругают начальство за непрофессионализм, за неразбериху в армии,
за попытку «политкорректной» войны, за противоречивые приказы. Проблема лежит
глубже. Армия, по образному выражению Моше Фейглина, зарыла свою душу в песках
Гуш-Катифа. Она деградировала после того, как долго мешала продвижению
командиров, не прогибавшихся в угоду политикам, после того, как утратила вместе
с обществом ясное понимание своих целей и средств. Участие армии в выселении
отбило у многих охоту служить в ней, а психологи, готовившие размежевание,
сделали из солдат послушных, но тупых роботов.
Армию
так долго тренировали на борьбу с собственным народом, на выполнение полицейских
функций, вроде отлова единичного террориста в Шхеме, что она разучилась делать
что-либо другое. Проблема не только в тех политиках, которые требуют от армии
«пинцетных» операций - им надо ослабить врага, но не уничтожить его, чтобы было
с кем потом договариваться. Проблема в том, что наша народная армия видит своей
главной задачей не защиту народа, а «выполнение приказа», не важно каким этот
приказ будет. Главная цель, поставленная перед армией – проведение выселения -
по сей день не отменена. Ошибается тот, кто подумает, что ее сменили на
более актуальную защиту от Хизбаллы. Старая цель по-прежнему остается главной.
На время выселения Гуш-Катифа был введен режим чрезвычайного (военного)
положения, были отменены все отпуска и послабления для нестандартных солдат
(хронических больных, одиночек, тех, у кого семейные проблемы и др). Во время
войны в Ливане ничего подобного не было! Был массовый призыв, были добровольцы,
но не более того. Сравните для примера, как четко функционировали лагеря и
снабжение для выселяющих солдат и как плохо – для воюющих в Ливане.
5.
Быть или не быть солдатом?
Этот
"гамлетовский" вопрос встал уже давно, но во время войны он приобрел особую
остроту. Об истинной цели, которую ставил перед армией Ольмерт, можно было
догадаться и без его откровений о грядущем выселении-«иткансуте». Невозможно
идти в армию, чтобы способствовать этому. Нет смысла умирать зря, в качестве
пушечного мяса, входя и выходя в ливанские деревни, где наши же силы из-за
«гуманитарных соображений» предупреждают террористов об операции заранее. Но
невозможно и стоять в стороне, когда друзья гибнут и север стонет от «катюш»
Хизбаллы, а юг от «касамов» Хамаса.
После
войны многие принялись подсчитывать кем были павшие: репатриантами, поселенцами,
носили они кипу или нет. Ничего нового эти подсчеты не открыли. «Кто же несет на
своих плечах основное бремя обеспечения безопасности Государства Израиль? -
спрашивал Дан Маргалит и отвечал - Репатрианты из России и молодые
представители национально-религиозного лагеря". Только после них он упомянул
киббуцников и мошавников, которые знают, что в армии они могут сделать себе
хорошую карьеру. Остальные, глядя на сыновей Ольмерта и внуков Переса в армию не
стремятся, а уж если не могут отвертеться то служат, как правило, не в боевых
частях.
Патриотически
настроенных религиозных сионистов и репатриантов не смутили ни слова Ольмерта о
выселении, ни хаос в армии, ни бессмысленность жертв. Художник газеты "Макор
Ришон" изобразил, как они с готовностью позволяют заряжать собой пушку. Именно
они, да старые или неимущие жители севера и юга, которые не могут позволить
себе эвакуироваться, оказались первыми жертвами нынешней войны.
Примерно к середине войны появилась петиция солдат-резервистов, не согласных
выполнять идиотские приказы и служить пушечным мясом для трусливых политиков.
«Мы готовы воевать ради победы над террором, но не ради ‘плана свертывания’», -
пишут они. После вопиющих слов Ольмерта некоторые добровольцы отозвали свои
просьбы призвать их на войну. Были призывы провести «красную черту» и идти в
военную тюрьму, а не в армию, если не будет объявлено однозначно: выселений
евреев больше не будет. Но это были единичные случаи – большинство, в ответ на
все доводы о том, что не следует поддерживать армию, выполняющую приказы
Ольмерта , Халуца и Переца, твердило: «Но ведь война!»
-
Но ведь чем больше мы воюем таким
образом, тем больше на нас падает ракет!
-
Но ведь воюем!
-
Но ведь посылают солдат без смысла и
цели под пули!
-
Но ведь солдаты идут и воюют геройски,
и, значит, мы должны быть с ними!
-
Но ведь войска уходят, не разбив
противника, ведь выпускают террористов, взятых в плен, и все опять начинается с
начала!
-
Но если я не пойду, то на моем месте
окажется другой…
-
Но если все откажутся идти, то у
генералов не будет выхода, и они станут воевать всерьез, без предупреждений и
«пинцетных операций», а за действительную победу над врагом!
-
Но ведь все не откажутся, и кто-то
обязательно пойдет…
-
Но чем так входить в Ливан, лучше было
совсем не входить!
-
Но сколько можно терпеть террор?
И так
по кругу.
6.
Гуш Катиф и южные киббуцы
Сейчас
уже не помнится, что первые массированные обстрелы перед началом войны были
именно на юге: арабы Газы обстреливали мошавы, куббуцы, и южные города, в
основном привыкший к обстрелам Сдерот. Именно эти мошавы и киббуцы первыми
заголосили и запросили от государства помощи и компенсаций за невозможность под
«касамами» убирать урожай – иностранные рабочие в обстреливаемую зону не едут.
Как-то забылось, что предыдущие десять лет фермеры Гуш-Катифа в таких боевых
условиях (многие тысячи ракет и обстрелов) ухитрялись вовремя поставлять
первоклассную продукцию и еще платить с прибыли огромные налоги. Сломать
гуш-катифских поселенцев смогла только наша армия, снесшая их дома. Теплицы
разгромили их новые хозяева – арабы.
7.
Психология экстремальных ситуаций
Жителям Сдерота и Кирият-Малахи уезжать некуда – если б они могли, они и без
войны уехали б куда подальше из своих проблемных «городов развития» (то есть,
говоря без экивоков, городов плохо развитых). Зато северяне больше дорожат
своими преимуществами, в среднем зажиточнее и гораздо легче на подъем.
Некоторые быстро собрались и уехали, считая что война продлится только неделю.
Другие, увидев, что дело затягивается, отослали домочадцев и продолжали
работать. Я общалась и с переехавшими и с оставшимися постольку, поскольку могла
оказаться чем-то полезной. Тогда, в пылу неотложных дел, я испытывала только
восхищение чужой самоотверженностью или досаду от людской бестолковости. О
самоотверженности написано много. Попробую о другом.
Иногда
я не знала плакать или смеяться:
-
Хотите переехать из Нагарии в Беер-Шеву
в семью добровольцев, готовых принять беженцев?
-
Нет, мне нужно отдельное жилье, у меня
дети маленькие.
-
Хотите в общежитие в Алон Море?
-
Нет, там страшно, это ж рядом со Шхемом.
-
Хотите к нам поселок, в общежитие ешивы?
-
Нет, там эти религиозные…
Теперь, со стороны, я вспоминаю это как наглядный урок поведения в экстремальных
ситуациях. Куда уж экстремальнее – война, твой дом бомбят, ты не знаешь, сколько
это продлится и как защитить свою семью. Вычитанные в книгах теории оказались
верными на сто процентов: те, кто занимали активную позицию, кто думал не только
о себе, кто оказывал помощь другим, кто делал то, что считал нужным, а не
сомневался и не ныл – тех стресс коснулся в меньшей степени, не зависимо от
состояния их кошелька, здоровья и местоположения.
Те,
кто заботился только о себе, кого плыл по воле обстоятельств, кто без конца
колебался, что выгоднее: уехать или остаться, тот, даже будучи здоровым и
обеспеченным, одинаково страдал и в Хайфе и в Тель-Авиве. Иногда те, кто после
долгих колебаний и расчетов оставались, считали себя чуть ли не героями на
передовой, в отличие от тех соседей, кто спокойно делал свое дело и помогал
другим. Приезжая к семье в «тыл», такие «герои» обижались, что их «подвиг» не
ценится окружающими, а на предложение включиться в сеть «самообороны»
даже обижались: «Вы хотите использовать нас в своих целях!».
Так же
и после войны. С одной стороны оптимизм «оранжевых», которых опять все
оплевывают, которых стесняются даже на антиправительственных демонстрациях: «Не
приходите, мы хотим показать, что мы всенародные, а не только поселенцы!». Над
ними все еще висит будущее выселение, у них продолжаются суды за демонстрации,
но все равно они верят, что судьба в их руках: «Нас выселили, но мы еще
вернемся», «мы проиграли эту войну, выиграем следующую», «захватим и заселим
Южный Ливан и Сирию», «раньше сядешь - раньше выйдешь», «политики нас цинично
используют, но не может же это продолжаться вечно» и т.п.
Наоборот, благополучные жители центра страны рыдают: «Проср..ли Насралле! В
следующий раз ракеты полетят на Тель-Авив! Иран готовит нам ядерную бомбу!
Налоги растут, безопасности не видно, политики все коррумпированы! Конец
Израилю, пора сваливать из страны! Да и уезжать особо некуда, в Сиэтле и Москве
убивают в синагогах, в Европе антисемитизм, эмиграционные законы устрожают…» и
так до тех пор, пока не отравят настроение себе и всем вокруг.
8.
Вина
Я
всегда была настроена антисоветски, хранила «Архипелаг Гулаг» и учебники иврита
в то время, когда за это можно было загреметь лет на 10-15. Я не служила в
советской армии, не работала «на оборону», даже не развивала советскую тяжелую
промышленность. И, тем не менее, я чувствую свою вину, когда на кусочках
металла, несущих нам смерть, красуется надпись «Made in USSR».
Прихожу к соседке-«сабре», потерявшей сына, командира танковой части.
После
моих стандартных слов сочувствия, она протягивает мне бинокль: «Смотри, что мне
принесли его товарищи с поля боя». На трофейном бинокле надпись: БПЦ и еще
что-то по-русски. Она меня не винила, но мне стало почему-то больно и стыдно…
9.
Поражение, которое нельзя выдать за победу
Не
будем говорить об упертых фанатиках, которые снова завели свою мантру: «Значит
надо еще отступить и еще отдать!» Наиболее умные пытаются выгородить
правительство, доказывая, что победить в нашей ситуации нельзя в принципе. Что
регулярная армия не может справиться с партизанами. Что просвещенные гуманисты,
вроде нас, не могут «мочить в сортире» фанатиков, укрывающихся среди «мирного
населения». Что геноцид неприемлем, а все остальные методы бессильны. Чушь и
ерунда! Любое дело станет почти невыполнимым, если ставить вопрос: "Все и сразу
или никогда и ничего!".
Я не
военный историк, но даже я знаю, что побеждает тот, кто твердо знает, зачем он
ведет войну, и кто готов платить необходимую цену за победу. Никакая цена не
велика, если поражение означает немедленную смерть.
В
предыдущих войнах цена победы была высока Сегодня мы все еще транжирим
накопленный капитал, а могли бы, при правильной политике, копить проценты на
проценты. Солдаты вспоминают, что местное население в начале войны относилось к
ним хорошо и всячески помогало ровно до тех пор, пока они побеждали. После того,
как стало ясно, что мы уйдем, а Хизбалла вернется, со стороны ливанцев вдруг
появились обвинения в насилии и мародерстве.
Легко
отчаяться, если вопрос ставится: «Немедленная и полная победа или признание
своего поражения?».
Но для
нормальных людей невозможность получить все еще не причина, чтоб отказываться от
чего бы то ни было. Можно медленно и верно менять ситуацию к лучшему, можно
быстро и героически. Если не делать первое, ситуация вынуждает ко второму.
Нельзя
устраивать геноцид – но можно аннексировать завоеванные территории и заселять
их. Нельзя изгнать местное население, но можно не давать гражданство тем, кто не
лоялен государству. Нельзя выселить «пятую колонну», но можно сделать так, чтобы
экономический насос не втягивал арабов в страну, можно, наоборот, стимулировать
отъезд. Многие арабы (как из Иудеи и Самарии, так и имеющие израильский
паспорт) уже давно хотят уехать подальше от длинной руки Хамаса и Фатха.
Страшное оружие, которым пугал Арафат – матка арабской женщины - работает только
тогда, когда ее дополняют западная социальная помощь и западная медицина. Все
граждане страны должны быть равны, но государство само не обязано кормить и
лечить каждого. Для этого существуют общественные и благотворительные
организации, а они имеют право заботиться только о тех, кто не станет врагом.
10.
Военные расходы
Если
вопрос ставится: жизнь мирного населения или экономия на обороне, то понятно,
каково будет решение. Но настоящий вопрос звучит: стрелять по террористу "умной"
ракетой, ценой в миллион, или обойтись простым, но менее безопасным для его
соседей оружием. А сэкономленный на умной ракете миллион можно потратить на на
нужды солдат или штатских. Если правильно поставить вопрос, то можно добиться
большой экономии: Выбрасывать миллиарды на забор или преследовать террористов в
их гнездах? Стрелять супердорогими «Патриотами» по ракетам или просто бомбить
тех, кто эти ракеты в нас запускает? Обороняться или нападать? Договариваться с
врагом или ставить ему ультиматум? И т.д. и т.п.
Не
объявив войну Ливану, мы своими руками выдали им легитимацию. Даже если бы мы
уничтожили Хизбаллу, нынешнее дружное финансирование Ливана лучше других
индикаторов показывает, кто в глазах мира агрессор, а кто – жертва, кто в итоге
выиграл войну, а кто проиграл.
11.
Мы народ, а не сброд
Один
выигрыш от войны был несомненен: гомики отменили свой «парад гордости» в
Иерусалиме.
------------------------------------------
[1]
Данные опроса из статьи Алека Эпштейна «Идет война народная, священная война».
[2]
«Без оккупации ливанской земли победы нам не добиться» - писал Цур Шизаф, "Маарив",
21.06.2006
[3]
Самооборона – такое название получила стихийно возникшая
сеть организаций помощи гражданскому населению, попавшему под бомбежки.
"7 канал", 15.09.2006
|
